E. de Filipponun pyesi əsasında hazırlanan tamaşanın quruluşçu rejissoru Akademik Milli Dram Teatrının aktyoru, Xalq artisti Ramiz Novruz, quruluşçu rəssamı Anar Əliyev, musiqi tərtibatçısıı Kamil İsmayılov, rejissor assistenti Dilbər İsmayılovadır. Tamaşada rolları Xalq artisti Ramiz Novruz, Əməkdar artistlər Münəvvər Əliyeva, Kazım Abdullayev, Məzahir Cəlilov, aktyorlar Anar Heybətov, Rövşən Kərimduxt, Şəhla Əliqızı, Ləman İmanova, Dilarə Nəzərova, Hikmət Rəhimov, Ramin Şixəliyev, Ülvi Həsənov və başqaları canlandırır.

***

Де Филиппо

Цилиндр

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Рита

Родольфо

Агостино Мускарьелло.

Беттина

Антонио.

Аттилио.

Микеле.

Роберто.

Артуро.

Мужчины и женщины переулка.







Квартира Агостино Мускарьелло — две комнаты и кухня. Расположенная ниже уровня земли, часть жилища, которую мы видим, отличается всеми признаками помещений, типич¬ных для построек конца восемнадцатого века и предназна¬чавшихся под склады, подвалы или в лучшем случае под «апартаменты» привратника.

В глубине комнаты, слева, начинается лестница ступенек в десять, поднимающаяся к правой стене, небольшая дверь в которой ведет во вторую комнату, расположенную из-за крутизны переулка выше первой.

Лестница заканчивается площадкой перед вышеупомянутой дверью; в центре площадки мы видим двустворчатые двери невысокого балкончика, а за ними, когда они открывают¬ся,— лавочки, подъезды, окна обшарпанных домов, караб¬кающихся вместе со ступенями переулка в гору, к улице Кристаллики.

Глубина ниши под лестницей около двух с половиной мет¬ров, ширина — три метра. Если бы дон Агостино Мускарьел¬ло собственноручно не оклеил ее дешевыми обоями, эта часть комнаты была бы мрачнее Вифлеемской пещеры. Теперь же, после нехитрого ремонта, уголок под лестницей выглядит вполне подходящим местом для водруженного там широкого супружеского ложа. За исключением дву¬спальной кровати, обстановка в комнате убогая, но все блестит, и каждая вещь нашла, как говорится, свое место, В начале действия ниша под лестницей скрыта старой зана¬веской на туго натянутой бечевке, удерживаемой по бокам двумя крюками. Комната погружена в густой полумрак; неплотно прикрытые двери балкончика, забранные решетчатыми ставнями, пропускают слабый свет, которого, однако, достаточно, чтобы резко очертить вызывающе соблазни-тельную фигуру Риты: стоя босиком, в несвежей комбинации на превращенной в импровизированную умывальную комнату площадке наверху лестницы, она наливает воду из кувшина в таз, намыливает шею, руки, плечи, лицо, за¬тем плескается в холодной воде до тех пор, пока ей не приходится снова взяться за кувшин, чтобы сменить воду в тазу, предварительно опорожнив его в ведро. Время от времени, главным образом когда она снимает со спинки стула полотенце, Рита открывает одну из створок балкон¬ных дверей. Иногда она делает это, чтобы оглядеть переу-лок, иногда — чтобы кому-то показаться. Она причесывает¬ся, смачивает под мышки одеколоном, обильно припудри¬вается, взметая вокруг себя легкие облачка борного талька. Движения Риты искусственны, нарочиты; нетрудно дога¬даться, что спектакль с умыванием разыгрывается регуляр-но изо дня в день, в одно и то же время. В самом деле, мы видим, что, когда бедняжка не знает, что бы ей еще при¬думать, дабы привлечь внимание прохожих, она с видом скорее беспомощным, чем раздосадованным, вновь берется за кувшин — и все начинается сызнова.

Наконец робкий стук в стекло снаружи заставляет Риту торжествующе улыбнуться.

Рита (притворяется испуганной и быстро отступает в угол, при¬крывая грудь расправленным полотенцем). Кто там? Кто там?

Набравшись храбрости, Антонио, человек, который сту¬чался, просовывает голову в комнату и устремляет на жен¬щину восторженный, исполненный желания взгляд. Узнав юношу, Рита делает вид, что успокоилась, и отвечает на его взгляд ободряющей улыбкой.

Вы и вчера приходили.

Антонио. И позавчера.

Рита. Вчера я вас видела, а позавчера нет.

Антонио. Я и завтра приду.

Рита (разочарованная робостью Антонио). Неужели?.. И после¬завтра?



Антонио. В это же самое время, вот увидите.

Рита. А нельзя ли узнать, что это вы надумали прогуливаться здесь каждый день? (Задавая вопрос, надевает халатик, уютно запахивает его, после чего извлекает из-за пазухи полотенце, которым прикрывала грудь.)

А н т о н и о. Я должен слышать запах.

Рита. Запах?

Антонио. Запах воды и мыла. И еще талька... Когда вы при¬сыпаете себя тальком, он выходит через эту щелку, летит по переулку... и я останавливаюсь и гляжу на белые тучки, которые поднимаются к небу и становятся совсем белыми, как только попадают на солнце.

Рита. Так вот почему вы приходите каждый день.

Антонио. Не только поэтому.

Рита. Есть еще причина ?

Антонио (уклоняясь от ответа). Завтра я принесу вам буке г роз.

Рита. Спасибо.

Антонио. Майских роз. Кочанных, как мы их называем. Пото¬му что они похожи с виду на кочанчики и у них много-много лепестков, которые делаются все меньше и меньше и становятся совсем крошечными в середке.

Рита. Они душистые?

Антонио. Еще бы! Они красивые, как огонь, и так пахнут, что иной раз от запаха начинает болеть голова. Потому-то неаполитанцы п дарят их женщинам.

Рита. Чтобы у тех разболелась голова?

А н т о н и о. Боже упаси! Это старинный обычай нашего города. Женщина, которая получает майские розы от своего воз¬любленного, а она получает их свежими-пресвежими, обры¬вает лепестки и складывает их в большой таз, полный ле¬дяной воды; таз она выставляет с вечера на балкон, а на следующее утро моет лицо, руки, плечи и все, что захочет, в этой душистой воде. Такое бывает только весной, когда распускаются майские розы.

Рита. Как это поэтично. Здесь, в Неаполе, все поэты.

Антонио. А вы откуда будете?

Рита. Я флорентинка.

А н т о н и о. Флоренция... До чего красивый город!

Рита. Вы там были?

А н т о н и о. Нет, но моя двоюродная сестра ездила туда в сва¬дебное путешествие и потом показывала мне полный набор цветных открыток. Во Флоренции я должен был проходить военную службу. Потом врачи меня признали негодным.

Рита. Откуда же вы знали, что вас пошлют именно во Флорен¬цию?

Антонио. Я всегда мечтал об этом. Я говорил про себя: когда меня призовут, я в лепешку расшибусь, чтобы получить назначение во Флоренцию. Я бы своего добился, потому как мой дядя фельдфебель...

Рита (не видя больше прока в этом разговоре и решив взять быка за рога, возвращает Антонио к действительности), Простите, я должна закрыть дверь. Неприлично разговари¬вать на балконе с незнакомым человеком.

Антонио. В таком случае я пошел.

Рита (после непродолжительной паузы, притворяясь разочарованной). Вы хотите уйти?

Антонио. Но вы сказали, что здесь неудобно разговаривать.

Рита. Здесь неудобно.

Антонио. А где же?

Рита (решительно, чтобы побороть робость Антонио), В доме. Ты не зайдешь?

Антонио. В дом?..

Рита. Тсс! Говори тише. Ко мне.

Антонио. К тебе?

Рита (тоном, не допускающим возражений). Восемь ступенек вниз. Как войдешь в подъезд, первая дверь налево. Не зво¬ни, я сама открою.

Антонио, понимающе посмотрев на женщину, исчезает; Рита, закрыв двери балкончика, опускает легкую белую за* навеску, через которую проходит свет, но снаружи нельзя увидеть, что происходит в доме. Затем быстро сбегает по лестнице, направляется к входной двери в левой стене ком¬наты, отпирает замок и, оставив дверь закрытой, ждет. Че¬рез некоторое время дверь открывается и в ней возникает, сначала по пояс, а затем в полный рост, А н т о н и о.

А н т о н и о (смущенно). А вот и я.

Рита. Входи.

Антонио подчиняется, Рита запирает дверь.

АН т он и о (стараясь справиться с волнением). Я хотел принести розы сегодня утром...

Рита. Как тебя зовут?

Антонио. Меня зовут Антонио. Сегодня десятое мая, через тридцать четыре дня мои именины!

Рита. Заранее поздравляю.

Антонио. Спасибо.

Рита. Уверена, что ты не преподносишь розы первой встречной.

Антонио. Ты — другое дело.

Рита. Пойми, Антонио, у меня нет другого выхода... Иначе я бы не делала то, что я делаю. У тебя есть деньги?

Антонио. Чтобы купить розы?

Рита. Какие там розы! (Терпеливо объясняет.) Для чего ты собираешься дарить мне цветы? Чтобы ухаживать за мной. А для чего ухаживают за женщиной? Чтобы спать с ней. Ясно, как божий день! А раз так, не будем терять времени:

давай деньги и ложись со мной.

Антонио потрясен ее грубой откровенностью; он молчит, по¬тупившись,

Не сердись... Я была груба, я не должна была так гово¬рить... У меня такое горе, такое горе! Умоляю тебя на ко¬ленях: ложись со мной и дай мне немного денег.

Антонио молчит,

Я не проститутка, верь мне, я этим делом не занимаюсь... Антонио, ты у меня первый.

А н т о и и о (вытаращив глаза). Ты девушка?

Рита. Откуда ты это взял? Ты у меня первый после мужа... Впрочем, моя жизнь тебя не касается. Будь великодушен, дай мне немного денег.

А н т о н и о. Но... примерно... сколько?

Р и т а. Откуда мне знать... Я в этом ничего не смыслю. Мне ска¬зали... Десять тысяч лир.

Антонио (чья робость побеждена оскорбленным чувством спра-ведливости). Ты забываешь, что это район Кристаллини, а не вив Рома!

Рита (твердо). А ты забываешь, что ты первый.

Антонио (не в силах устоять перед соблазном). Понятно, такое выпадает не каждый день... Десять тысяч у меня есть.

Р и т а. Раздевайся.

А н т о н и о. Сначала ты.

Рита. Мне ведь только скинуть халат. (Медленно поворачивает¬ся, подбадривая юношу взглядом и как бы приглашая его помочь ей, опускает руки, так что халатик распахивается сам по себе.) Хочешь?..

Антонио (снимает с нее халат, мгновение любуется ее краси¬выми точеными плечами, нежно прикладывается к ним ле¬вой щекой, зажмурив от удовольствия глаза). До чего ты красивая...

Рита (резко отстраняется, поднимает с полу халат и останавли¬вается перед юношей, испуганная и в то же время нетерпе¬ливая). Ну что ты стоишь как истукан? Чем быстрей, тем лучше. Пока я не раздумала.

Антонио (готовый на все). Мне только снять галстук и пид¬жак и расстегнуть ворот... (Быстро подносит руки к гал¬стуку.)

Рита (не на шутку встревоженная). Оставь!

Антонио (в замешательстве). Оставить галстук?

Рита. И пиджак тоже.

Антонио. Дело в том, что сегодня жарко..

Рита. Ну конечно... ты можешь снять с себя все, что угодно, только после.

А н т о н и о. После?..

Рита. После того как ты дашь мне деньги.

А нтонио (не сразу находит, что сказать). Ты мне не веришь?

Рита. Я ведь тебе объяснила, что никогда не занималась этим делом. Мне сказали, что плату берут вперед. Да так оно и лучше, тебе не кажется? Лучше и для меня и для тебя. Я в отчаянии, мне нужны деньги. Если я буду спокойна на этот счет, я смогу быть ласковее с тобой. Когда ты уйдешь после того, что произойдет между нами, мы оба сможем счи¬тать, будто и впрямь любили друг друга.

А н т о н и о (на которого подействовали убеждения Риты, улы¬бается; вынимает бумажник). Да, ты права, права! (Доста¬ет кредитку в десять тысяч лир и протягивает ей.)

Рита (с дрожащим от волнения подбородком и со слезами в голосе бормочет). Спасибо... (Это «спасибо» не вяжется, од¬нако, с молниеносным движением, которым она прячет день¬ги в лифчик. Затем берет Ангонио за руку и решительно тащит за собой.} Идем.

Антонио. Куда?

Рита (показывает на нишу под лестницей). Туда. Идем же! (Приблизившись к занавеске, останавливается, поворачива¬ется на девяносто градусов так, чтобы оказаться лицом к лицу с Антонио, трагически смотрит ему прямо в глаза ши¬роко раскрытыми глазами, затем падает перед ним на коле¬ни и разражается рыданиями.) Мерзавка! Гнусная тварь! Паскуда! Но еще омерзительнее меня судьба, еще гнуснее рок! Еще паскуднее жизнь! Я больше не могу... Не могу!.. Не могу...

Антонио (в недоумении). Что случилось?

Рита (сгибается в три погибели, почти касаясь лицом пола и стуча по полу кулаками). Почему, почему, почему?

Антонио. Успокойся...

Р и т а. Почему жестокий ветер судьбы вдруг врывается к тебе в дом — и счастья как не бывало?.. У меня был муж — моло¬дой, сильный, любящий... Сегодня ночью ворвался ветер и унес его. Смотри!

Решительным движением отдергивает занавеску, и Антонио предстает трагическое зрелище. На двуспальной кровати покоится тело молодого мужчины; единственная свеча, стоящая на мраморной крышке небольшого комода^ делает его мертвенно бледное лицо совсем прозрачным; пальцы юноши, переплетенные на груди, сжимают куцый букетик цветов. При виде этого мрачного алькова Антонио впадает в оцепенение; бедняга не верит собственным гла¬вам, и проходит некоторое время, прежде чем он снова начинает что-то понимать.

АН тонио (наконец обретает дар речи). Однако что здесь де¬лает этот тип?

Рита. Ничего, ровным счетом ничего. Он не может больше ни¬чего делать. Сегодня ночью он в слезах признался мне, что больше не в силах каждое утро ломать себе голову над тем, как раздобыть кусок хлеба для наших трех малышей, трех... И после приступа отчаяния у него отказало сердце и он скончался. А ты спрашиваешь, что он делает! Он делает то, на что обрекли его такие сволочи, как ты, которые швыря¬ют на ветер по десять тысяч лир, чтобы купить себе поря¬дочных жен бедняков, вместо того чтобы великодушно про-тянуть руку помощи их мужьям. Он ничего не делает, это его сделали покойным отцом, покойным мужем, покойным служащим, покойным рабочим, покойным жуликом, покой¬ным бездельником, покойным, который при жизни всем до¬кучал. Ты доволен? (С неожиданной настойчивостью хва¬тает Антонио за руку и тащит к кровати.) Ты заплатил, ты имеешь право. Получай свое и скорее уходи.

Антонио (резко вырывает руку и пятится назад). Вы что, смеетесь? Рядом с ним?

Рита. А почему бы и нет? Разве тебя пугают умирающие, когда ты встречаешь их на улице и они смотрят тебе в глаза, обвиняя тебя в своей неминуемой смерти? Неужели ты боишься его, его, который не может больше тебя обви¬нить?

АН т о ни о (оскорбленный в глубине души дешевой социологической демагогией Риты, находит в себе силы, чтобы возмутиться). Слушайте, что вы ко мне пристали? Нечего сказать, веселое утро! И какого рожна меня занесло в это чертов переулок... Слушайте, как вас там зовут, у каждого из нас свои неприятности. Если я начну вам расписывать что творится у меня дома, то к концу моего рассказа вы успеете состариться. Какое я имею отношение к умирающим, которые разгуливают по улицам, к их «глазам» и «обвинениям»? Безработица есть во всем мире. Искренние со¬болезнования — и выпустите меня.

Рита. Дверь там.

Антонио. А десять тысяч лир?

Рита (решительно хлопая себя по груди). Они здесь. (После чего вынимает деньги из лифчика и подсовывает их под спину покойника.) А теперь здесь, и если у тебя хватит смелости, можешь взять их сам.

Антонио. Да свершится воля божья! (Затем, повернувшись к женщине, грубым тоном.) Счастливо оставаться. (Открыва¬ет дверь и быстро выходит.)

Рита. Скатертью дорожка, идиот!

Выдвигает ящик комода, берет сигареты и спички, зажигает одну сигарету для себя, другую для Р о д о ль ф о, своего покойного мужа, который тем временем сел посреди кровати и протирает глаза.

Родольфо (курит с не меньшим наслаждением, чем Рита, ко¬торая делает несколько глубоких затяжек, довольная удач¬ным финалом; затем берет жену за руку и привлекает к се¬бе). Ягодка моя...

Рита. Котик, подожди... (Устремляется к входной двери, не¬сколько секунд прислушивается, после чего открывает дверь и выглядывает, снова затворяет, быстро поднимается по ле¬стнице и приоткрывает двери балкончика ровно настолько, чтобы просунуть в них голову и оглядеть переулок.)

С правой стороны площадки наверху лестницы появляется, выйдя из соседней комнаты, мужчина лет шестидесяти с мрачным, неприветливым, болезненным лицом, но крепкий и неплохо сложенный. На нем голубая майка-полурукавка, на которой бросаются в глаза ярко-красные старенькие под-тяжки, поддерживающие некогда черные брюки, заштопан¬ные на. коленях и на заду. Роста мужчина среднего, но со стороны он кажется очень высоким благодаря цилиндру на затылке. Он держится с исключительным достоинством, по¬чти величественно, что поразительным образом согласуется с этим головным убором, столь ко многому обязывающим. Агостино Мускаръелло — таково его имя—молча подходит к тазу и выливает его содержимое в ведро, берет ведро и кувшин и направляется к двери, откуда он на на¬ших глазах появился.

Рита (оглядев переулок, закрывает двери балкончика). Его и след простыл: убежал от греха подальше. (К Агостино.) Из¬вините... (Берет банку из-под талька и протягивает ему.) У меня кончился тальк. Большая коробка стоит у вас в комнате.

Агостино приподнимает правую руку и подбородком показы¬вает, что делать с банкой; Рита сует ее под мышку Аго¬стино, и тот молча, отрешенный от всего на свете, кроме этой банки, ведра и кувшина, переступает порог верхней комнаты. Во входную дверь стучат.

Рита (встревоженная, спрашивает сверху). Кто там?

А н т о н и о (из-за двери). Свои, свои. Откройте.

Рита (быстро подходит к двери, в то время как Родолъфо гасит сигарету, прячет окурок под матрац и ложится, снова изо¬бражая из себя покойника). Что вам угодно?

А н т о н и о. Откройте на минуточку.

Рита. Чтобы я открыла, не зная, кто вы такой?

А н т о н и о. Это опять я.

Рита. Имя. Имя, фамилия, род занятий. «Это опять я» ничего не означает.

ЛЕТ они о. Вы открываете дверь только тогда, когда вам нужно получить десять тысяч лир? А когда вы должны вернуть деньги, вы спрашиваете род занятий?

Рита (открывает и оказывается лицом к лицу с Антонио). Неу¬жели ты не видишь, что со мной? Да я с ума схожу —хо¬чешь ты это понять или нет?

Антонио. Я ставлю себя на ваше место, мне очень больно за вас, но чего ради я должен терять на этом десять тысяч лир?

Рита. Ты сделал доброе дело.

Антонио. Я не настолько богат, чтобы позволить себе выкла¬дывать десять тысяч лир на благотворительные цеди.

Рита. А на подстилку для себя ты их мог потратить, кобель бес¬стыжий?

Антонио. По крайней мере я бы выложил их с пользой для здоровья.

Из другой компоты появляется А гости но* с полным кув¬шином, пустым ведром и коробкой талька. Освободившись от своей ноши, слушает.

Рита. Где лежат деньги, тебе известно. Если ты не трус, можешь просунуть руку и взять их. (Дает ему время обдумать. Ког¬да же она видит, что Антонио собирается последовать ее совету, подливает масла в огонь.) Труп еще теплый.

Антонио (оробев). А вы бы не могли сами просунуть руку? (Обращает внимание на человека в цилиндре, который спу¬скается по лестнице, преисполненный чувства собственного достоинства. Завороженный этой нелепой фигурой, этим устремленным на него взглядом, выражающим покорность судьбе, подобострастно улыбается Агостино, склоняясь пе¬ред ним в благоговейном поклоне.)

Миновав лестницу, Агостино останавливается.

(После секундного замешательства собирается с духом и апеллирует к человеку в цилиндре, решив избрать его судь¬ей в споре с Ритой.) Может быть, вы не в курсе дела...

Агостино медленно кивает головой и двусмысленно улыбает¬ся, как бы внушая юноше, что не сомневается в своих про¬видческих способностях.

Антонио На десять тысяч лир я живу три дня..

Цилиндр снова медленно покачивается два-три раза.

Десять тысяч лир могут выручить семью .

Агостино (мгновенно раздумывает, хмурится, затем невозму¬тимым тоном). Это борьба добра и зла, жестокая победа не¬насытной алчности ночной стражи над справедливостью. На¬ступит день, когда солнце правды прорвет своими лучами мрачную завесу, развеяв зловоние, каковое тебя окружает.

Антонио (в полном замешательстве). Да... но...

Агостино (берет Антонио за руку и провожает к выходу, не давая ему раскрыть рта). Борьба добра и зла...

Антонио. Я понимаю, но ведь...

Агостино. Наступит день... Прощай, брат, (Закрывает дверь за спиной Антонио, который не заметил, как очутился за по¬рогом.) Все в порядке.

Рита. Этот тип вернется.

Агостино. Пусть только попробует: я спущу его со всех лест¬ниц, захлопну дверь, а когда он начнет вопить и звать на помощь, я помогу этому нытику подняться и сволоку его в «Скорую помощь».

Родольфо. Цилиндр себя оправдал.

Агостино. Дорогой Родольфо, наши отцы, наши деды, прадеды и еще более далекие предки...

Родольфо. Я понял, продолжайте...

Агостино. Я хочу сказать, что эта шляпа (показывает на ци¬линдр) веками оправдывала себя; она выполняет свое назна¬чение сегодня, и так будет даже тогда, когда атомный век станет для людей далеким воспоминанием.

Родольфо. По-вашему, первой вещью, которую доставят на Марс или на Луну, будет цилиндр?

Агостино. Первой — нет. С цилиндра не начинают, к нему приходят. А ведь неизвестно еще, как отнесся тогдашний король к изобретателю этой удивительной вещи, когда тот представил ему свой проект. «Ваше величество, извольте взглянуть на этот рисунок».— «Это что, бочонок?» — «Никак нет, ваше величество».— «Кастрюля?» — «И не кастрюля, ва¬ше величество».— «Значит, труба?» — «Не угадали, ваше ве¬личество». Ничего не попишешь, правители во все времена были чуточку тугодумы. «В таком случае скажи сам, что это за диковинное приспособление, не заставляй меня по¬пусту тратить время».— «Ваше величество, это шляпа».— «И ты принес ее мне? Уж не прослышал ли ты часом, будто я не только король, но и шляпнйк? Поди прочь, шут1» — «Успокойтесь, ваше величество. Это шляпа, которая в труд¬ную минуту может спасти трон вашего величества,— ведь никогда не знаешь, как обернутся дела. Прежде всего нуж¬но сказать, что могущество этой шляпы смогут оценить иск-лючительно люди образованные. Неграмотные сочтут себя недостойными ее и никогда не позволят себе не только но¬сить такую шляпу, но даже примерить ее. Эта шляпа в фор¬ме цилиндра, ваше величество, будет украшать в торжест-венных случаях головы министров; доктора будут надевать ее, отправляясь на консилиумы; женихи с положением и их близкие будут красоваться в ней во время венчания, чтобы все видели, что брак дело серьезное; без цилиндра не обой¬дется ни одна дуэль; похороны важной особы, на которых не увидишь людей в цилиндрах, никогда не будут в глазах толпы пышными похоронами; армия вашего величества удвоится, если на воинов надеть цилиндры, и, наведя ужас на неприятеля, обратит его в бегство». Словом, дорогой Родольфо, этот головной убор столь же вечен, сколь чудодей¬ствен. И каждая семья, если ей приходится туго, должна иметь наготове хотя бы одну такую шляпу, висящую до поры до времени на вешалке. Свой цилиндр я берегу как зеницу ока и никогда не расстаюсь с ним, потому что он не однажды выручал меня. На рождество или на пасху заявля¬ется, к примеру, почтальон за подарком. Я надеваю цилиндр и говорю: «Милейший, у меня, к сожалению, нет мелочи... зайдите как-нибудь в другой раз». Он отвечает: «Не изволь¬те беспокоиться... Счастливого вам рождества, с пасхой вас»,— и уходит. Если я скажу то же самое и при этом у меня на голове будет какая-нибудь другая шляпа или кеп¬ка, он не только уйдет с постной рожей, но еще и облает меня про себя... Когда домовладелец приходил, чтобы полу¬чить с меня квартплату за несколько месяцев, цилиндр от¬лично делал свое дело... Хозяином дома был у нас негра¬мотный старик, который вместо подписи ставил крестик... Но как все темные люди, он хотел, чтобы его сын вышел в образованные, и беда грянула, когда вместо отца ко мне пожаловал сынок... Это закон: образованные люди рожда¬ются от неграмотных отцов, а неграмотные — от образован¬ных. Но мы и грамотеям не дадим себя в обиду. Сколько мы набрали?

Родольфо. Семьдесят тысяч.

Агостино. Семьдесят тысяч у нас было вчера. Я еще сказал: семьдесят тысяч за три дня —не так уж плохо. Только что я принес тальк, сменил воду,—поэтому мне казалось, что у нас должно быть на десять тысяч лир больше.

Рита. Десять тысяч взяла сегодня утром ваша жена.

Агостино. Это почему же?

Рита. Она попросила, и я дала.

Агостино. Вот тебе и на!.. А если б она попросила все семь¬десят тысяч, вы бы их выложили?

Рита. Она говорила про какой-то срочный платеж.

Агостино (зовет, задрав голову). Беттина!

Голос Беттины за сценой. «Что?»

Выгляни на минутку! (Повернувшись к Рите и Родольфо) Вечная история: муж ничего не должен знать . Эта женщи¬на или помешанная, или мой враг. (Зовет.) Беттина!

На площадке, которой заканчивается лестница, появляется Беттина. Ей лет сорок пять, у нее живые хитрые глаза, она еще достаточно привлекательна и полна энергии, о чем свидетельствует каждый жест ягой типичной простолюдин* ки. На одежду она тратит гроши, но это компенсируется ее умением выбрать цвет и рисунок, благодаря чему платья, придуманные и сшитые ею самой, вызывают постоянную зависть соседок.

Б е т т и н а. Агостино, ты меня звал?

Агостино. Что это еще за срочный платеж?

Б е т т и н а. Какой платеж?

Агостино. Не отвечай на вопрос вопросом, а то я подумаю, что ты хочешь выиграть время.

Б е т т и н а. Агостино, неужели тебе не надоело? Неужто мы с то¬бой до сих пор должны выигрывать время, чтобы приду¬мать, как отвечать друг дружке?

Агостино. Не прикидывайся дурочкой.

Беттина. Я ничего не поняла, Агости, только и всего. И ни¬кем я не прикидываюсь, а если узнаю, что это делаешь ты, я схвачу первую попавшуюся вещь и расшибу ее об твой череп. Что ты хотел спросить?

Агостино. Куда ты девала десять тысяч лир?

Беттина. Слава тебе господи, мы уже все знаем.

Агостино. Не кипятись. Ты должна понять, что я, ты и эта бедная пара считаем минуты и гроши, чтобы собрать нуж¬ную сумму. У нас в запасе еще семь дней; если же ты нач¬нешь платить долги, это будет все равно что одной рукой брать деньги, а другой отдавать, и, когда время выйдет, мы не сможем выложить нужной суммы, и все наши старания пропадут впустую.

Беттина. Но ты же не даешь мне слова сказать...

Агостино. Подожди, я еще не кончил... Я уж не говорю о том, что кредиторы в кои-то веки утихомирились и не мо¬рочат нам голову, но стоит расплатиться хоть с одним из них, об этом узнают остальные, и тогда ты увидишь, как штурмовали Бастилию.

Беттина. Я ни с кем не расплачивалась. Дай мне объяснить. Рано утром пришла донна Фортуната, ну та, что живет в доме семнадцать. Ты еще спал и поэтому не слышал. Она пришла вся перепуганная, мне даже страшно стало. «Донна Беттина, миленькая, выручите меня! Господь пошлет вам здоровья. Вот уж три дня, как мой муж не ходит на строй¬ку: у него до того болит зуб, что он на стенку готов лезть...». Она сказала, что бедняга швырялся стульями, что он раз¬бил стеклянный колокол святой Анны, который у них на комоде стоит... Но это еще не все. Он так измучился, что схватил вдруг лом — он ведь на стройке работает — и хотел убить жену и детей. «Донна Беттина,— сказала она,— если бы это был целый зуб, я б ему его вырвала или он вырвал бы сам, он ведь не трус, но там у него гнилушка корня сидит внутри, а снаружи видно только черную точечку». Она попросила три тысячи лир, чтобы сводить его к врачу.

Агостино. Бедный Маттео. Зубная боль страшная штука.

Беттина. Разве я могла ей отказать?

Агостино. Понятное дело...

Беттина. Как видишь, ни с кем я не расплачивалась, а дала в долг.

Агостино. Еще хуже! Пойдет слух, что мы одалживаем людям деньги, взбешенные кредиторы наперегонки бросятся сюда. Кто с ними будет объясняться?

Родольфо. Вы, наденете цилиндр и объяснитесь.

Агостино. Не хватало, чтобы мне превратили цилиндр в ле¬пешку.

Беттина (спускаясь по лестнице). Вот сдача с десяти тысяч лир. (Вынимает деньги из кармана передника и кладет на стол ) Шесть тысяч сто.

Агостино. Как так? Ты ведь одолжила донне Фортунате три тысячи.

Б е т т и н а. Три с половиной. Пятьсот лир на такси.

Агостино. Он что, не мог добраться до врача на своих двоих?

Беттина. С такой болью? «

Агостино. Разве у него зубы не во рту, а на ногах?

Беттина. Я не могла не дать денег. Она ведь тоже часто нас выручала.

Агостино. Ладно, три тысячи пятьсот. Значит, здесь должно быть шесть с половиной.

Беттина. Я приготовила сковороду картошки с луком и поми¬дорами: попросим в пиццерии на углу, чтобы посадили ее в печь.

Агостино. Еще один ответ, чтобы выиграть время. Какое от¬ношение имеет сковорода картошки к четырем сотням лир?

Беттина. Интересно, как бы я сделала картошку с луком и по¬мидорами без четырехсот лир? Кстати, до обеда не так уж много времени. (Быстро поднимается по лестнице и исчеза¬ет за дверью справа.)

Агостино. Итак, здесь шесть тысяч сто...

Родольфо. А это сегодняшние десять тысяч. (Кладет на стол кредитку, полученную Ритой от Антонио.)

Рита. Шестьдесят тысяч у меня.

Агостино. Где вы их держите?

Рита (показывая на комод). Там.

Агостино. Будьте осторожны.

Рита (достает деньги из ящика и показывает ему). Вот они. Я пересчитываю их по три-четыре раза на день и еще раз перед сном.

Родольфо (передавая Рите десять тысяч лир). Держи.

Рита (по мере того как считает, кладет деньги на стол). Десять, двадцать, тридцать... тридцать пять, сорок, сорок пять, со¬рок шесть, сорок семь, сорок восемь, сорок девять, пятьде¬сят... шестьдесят. (Показывая купюру, которую дал ей Родолъфо ) С этими будет семьдесят. А с тем, что осталось от утренних десяти тысяч,— семьдесят шесть тысяч сто.

В дверях справа появляется Беттина. У нее в руках ог¬ромная медная сковорода, полная картофеля, лука и поми¬доров- овощи нарезаны, перемешаны, и остается только по¬местить их в печь.

Беттина (выходит на балкон и зовет). Микеле! Микё! Что ты делаешь? Голос Микеле за сценой. «Ничего!»

Агостино. В этом переулке занятие у всех одно.

Беттина (к Микеле), Да не беги... Дон Винченцо в лавке?

Голос Микеле по-прежнему за сценой, но уже ближе: «Да-да. И донна Кончетта тоже». Микеле поравнялся с бал¬коном, поднявшись по ступеням, переулка, и стоит сейчас прямо перед Беттиной.

Микеле. Что я должен для вас сделать, донна Бетти?

Беттина (показывая ему сковороду). Обычная просьба...

Микеле. Сбегать в пиццерию?

Беттина. Только не в первую, а к дону Орацио, в конце пере¬улка.

Микеле. Будет сделано. (Берет сковороду и исчезает.)

Б е т т и н а. Через полчаса зайдешь за ней.

Голос Микеле за сценой: «Хорошо!»

Скажи дону Орацио, чтобы не беспокоился: я в долгу не останусь.

Голос Микеле уже издалека: «Хорошо, синьора!»

(Входит и спускается по лестнице) Ну вот, теперь о еде можно больше не думать. На сладкое я купила изумитель¬ный арбуз.

Родольфо. Мы подсчитали деньги. Для трех дней неплохой улов. Если и дальше так пойдет, я думаю, мы наберем то, что нам нужно, быстрее, чем за неделю.

Рита (убирая деньги в ящик комода). Дай бог. А то у меня на¬чинают сдавать нервы.

Агостино. Дорогая синьора, вы проявили чудеса находчиво¬сти и присутствие духа, достойные великой артистки. А вы знаете, что перед моими глазами за тридцать семь лет про¬шли самые разные актеры — большие и маленькие, честные и проходимцы.

Рита. Ведь это люди, которых я вижу впервые, типы, у Кото¬рых одно на уме... Когда вокруг творится бог знает что, среди них может попасться какой-нибудь маньяк или преступник... Понятное дело, встречаются дураки, которые от¬казываются от десяти тысяч лир в уходят с чем пришли, но ведь недолго нарваться и на такого, что пырнет ножом.

Агостино. А я для чего?

Родольфо. И я?

Рита. Вы? Не смешите меня. Пока вы спуститесь сверху, а он слезет с постели... А о том, сколько сил у меня забирает вся эта комедия, вы не подумали? Попробуйте оплакивать покойника с утра до вечера, попробуйте без конца мыться и вытираться... Кстати, замените чем-нибудь ваш вонючий тальк: от этого запаха меня выворачивает наизнанку.

Родольфо (бросает взгляд на старые часы, висящие на стене). Сейчас без четверти двенадцать. Картошка будет готова через полчаса. Примерно в час, в час с небольшим мы сядем за стол. А пока можно заняться делом: я улягусь на кро¬вать, а ты иди наверх и еще раз помойся.

Рита. Уф!

Агостино. После обеда отдохнете два-три часика, а в полови¬не пятого вас будут ждать вода, мыло и тальк.

Родольфо. Около пяти — самое доходное время.

Агостино. Учтите, что вечером — ближе к двенадцати и после полуночи — такого рода купание может принести самые не¬ожиданные результаты.

Рита. Вот именно, а то нам больше нечего делать по ночам! Сегодня вечером я иду в кино.

Б е т т и н а. Правильно. Ты иди в кино, а я за тебя выкупаюсь разика четыре, если не пять.

Агостино (с двусмысленным намеком). Мы только и ждем случая тряхнуть стариной.

Беттина (не подавая вида, что уязвлена, переводит разговор на другую тему, Рите). У меня есть полпачки пудры без запаха, Я ее принесу и насыплю тебе в коробку вместо талька.

Рита. Спасибо.

Беттина направляется к лестнице.

Агостино (понял, что Беттина обиделась, и раскаялся в сво¬ем поступке. Обогнав ее, первым подходит к лестнице и пытается вернуть расположение жены). Ты сказала, что ку¬пила арбуз?

Беттина, не удостоив его взглядом, проходит мимо,

Бетти! Я ведь к тебе обращаюсь.

Беттина (поднявшись на площадку перед балконом, свешива¬ется над перилами). Я купила то, что хотела, и не собира¬юсь отвечать на вопросы всякого дерьма вроде тебя.

Агостино. Это все?

Беттина. Я делаю вид, что ничего не случилось, а он меня один раз подковыривает и другой.

Родольфо. А что, собственно, случилось?

Рита. Беттина...

Беттина. Не прикидывайтесь, будто свалились с луны: вы от¬лично знаете, в чем дело.

Агостино (Рите и Родольфо, идя на попятную). Когда я ска¬зал «тряхнуть стариной»...

Беттина. Можно подумать, будто я от него что-то скрывала! Да он с первого дня, как мы познакомились, знал обо мне все, что я знала сама: что я делала, что говорила и как жила. И через столько лет он еще пытается острить и тянет из меня жилы, чтобы узнать, со сколькими мужчинами я спала.

Агостино. Неужели нельзя обойтись без этих подробностей? Кроме того, если мужчина задает такого рода вопросы, зна¬чит, женщина ему не безразлична.

Беттина. Я же тебе сказала, сколько их у меня было.

Агостино (Рите и Родолъфо). Она говорит, пятнадцать...

Родольфо. Но если так...

Беттина. А он не верит,— пройдет какое-то время, и опять спрашивает то же самое.

А г о с т и н о. Потому что число пятнадцать не внушает большого доверия.

Родольфо. Дон Агостино, все цифры одинаковы.

Агостино. Чтобы пересчитать дни недели или партию буты¬лей с вином —да. Но тут речь идет о другом. К тому же она всякий раз называет новую цифру. Позавчера она ска¬зала — восемьдесят.

Бет тин а. Просто мне осточертело слышать один и тот же во¬прос.

Агостино (поднимаясь по лестнице, туда, еде стоит Беттина), Ладно, от меня этот вопрос ты больше не услышишь, и даю слово, что если моя жена отправится на тот свет, я на тебе женюсь. (Подходит к Беттине и раскрывает объятия) Об¬ними меня, и кончим этот разговор.

Беттина (отвешивает ему пощечину, от которой цилиндр сва¬ливается у него с головы и откатывается к дверям балкона). Вот тебе!

Агостино (потирая щеку). Бетти!..

Беттина. Подождем смерти твоей жены! И после всех рогов, которые она тебе наставила, мы услышим: «Вспомним то время, когда эта святая женщина была жива!» И он еще лезет ко мне: «Эта цифра не внушает большого доверия!» Он почти угадал: пятнадцать, восемьдесят... (Скрывается за дверью справа )

Родольфо. Зря вы ее изводите. *

Рита. Донна Беттина чудесно к вам относится.

Родольфо. В вашем случае, как и в тысяче других подобных вашему, число не имеет значения.

Агостино. Ты шутишь, Родо? По-твоему, пятнадцать и восемь¬десят— все равно? (Выходит в соседнюю комнату, забыв поднять цилиндр )

В переулке перед балконом возникают силуэты двух муж¬чин, которые, встретившись, обмениваются сердечным руко¬пожатием. Голоса Артуро и Роберто за сценой: «Дорогой дон Роберто!», «Приветствую вас!»

Услышав мужские голоса, Родольфо подмигивает Рите и по¬казывает на «рабочее» место, давая понять, что было бы непростительно упустить представившуюся возможность; женщина туг же поднимается на площадку перед балконом, а Родольфо входит в нишу под лестницей и задергивает за собой занавеску.

А р т у р о. По дороге в суд я решил проведать больную тетю,— она живет в этих краях. А вы? Взбираться по этой беско¬нечной лестнице в такую жару?

Роберт о. Я веду дела фирмы Де Ферранте. Мне поручили по¬смотреть дом, который продается неподалеку отсюда — в районе святого Януария.

Тем временем Рита завершила «ритуал» умывания и уже раза два открывала балконные двери, чтобы развесить на солнце мокрое полотенце,

А р т у р о. Желаю удачи.

Р о б е р т о. Спасибо.

А р т у р о отправляется по своим делам; Роберто, обративший внимание на манипуляции Риты, толкает дверь, чтобы заглянуть в комнату и, если удастся, завязать знакомство с соблазнительной женщиной,

Умываетесь?

Рита. А вы что, не видите?

Роберто. Так поздно?

Рита. Слишком много вопросов. Выходит, раньше у меня не было времени умыться. А кроме того... каждый живет по-своему.

Роберто. Вы хорошенькая, я в этом кое-что понимаю.

Рига. Спасибо.

Роберто (со значением). Что мы будем делать?

Рита. Вам виднее.

Роберто. Вот оно что... В котором часу можно вас навестить?

Рита. Была бы охота, тогда любое время подойдет.

Роберто. А ты забавная, мне это нравится. Сколько ты бе¬решь?

Рита. Сначала зайди.

Роберто. Нет-нет, лучше прежде сговориться о цене.

Рит а. Десять тысяч лир.

Роберто (с иронией). Только и всего? Но ведь это даром! Ты разоришься, дочь моя. Десять тысяч лир, два обеда, вклю¬чая пирожное и кофе... (Грубым, оскорбительным тоном.) Обратись в агентство, через которое люди ищут служанок, и ты поймешь, как приходится из кожи вон лезть, чтобы за¬работать жалкие гроши, и позволительно ли, будучи про¬ституткой, требовать с клиента по десять тысяч лир!

Рита захлопывает у него перед носом балконные двери и, привалившись к ним спиной, чтобы они не открылись, в от¬чаянии закрывает лицо руками.

Родольфо (выглядывает из-за занавески и задирает голову). Что случилось?

Голос Роберто за сценой: «Десять тысяч лир}.. С ума сойти! И как назло — ни одного полицейского...»

Входит А г о с т и но. - -

Агостино. В чем дело?

Родольфо (подбегает к Рите и пытается оттащить ее от две¬рей, чтобы открыть балкон и «поговорить» с обидчиком же¬ны). Пусти, не мешай.

Рита. Нет, нет!

А т о с т и н о. Цилиндр... Вы не видели цилиндр?

За сценой слышится голос Аттилио Самуэли, еще одного знакомого Роберто, который, спускаясь по переулку, остано¬вился, чтобы выразить ему свое сочувствие. Голоса Аттилио и Роберто: «Бывает, дон Робе, не огорчайтесь!» — «А я и не огорчаюсь. Я хотел, чтобы вы поняли, до чего мы докати¬лись».— «Всего доброго».— «Будьте здоровы».

Родольфо. Какая сволочь! Рита. Тсс!

В тишине освещенного солнцем переулка слышны удаляю¬щиеся шаги Роберто; одновременно раздается стук в стек¬лянные двери балкончика,

Родольфо. Кто там еще? Рита. Ступай вниз.

Родольфо начинает спускаться по лестнице.

Агостино. Я открою, только сначала найдите мой цилиндр. Стук в балконную дверь повторяется.

Рита (Агостино). Уйдите.

Родольфо (он уже на кровати; приподнимает занавеску). Тут

не цилиндр нужен, а револьвер! (Опускает занавеску.) Рита (едва приоткрыв двери балкончика, робко). Кто здесь?

Голос Аттилио за сценой, негромко: «Я человек порядочный, вам нечего бояться, откройте». Успокоившись, но не настолько, чтобы ее поведение могло показаться неосторож¬ным, Рита приоткрывает одну из створок чуть больше. Сквозь щель можно увидеть лишь тулью и — частично — поля новой летней шляпы.

Голос Аттилио: «Я остановился посреди лестницы, чтобы перевести дух; раскрыл газету и принялся читать заголов¬ки... Но не лучше ли будет, если вы пригласите меня войти? Лучше и для вас и для меня».

Р и т а. Вы начали читать заголовки, и что дальше?

Голос Аттилио: «Поскольку я знаком с тем господином, ко¬торый только что отошел отсюда, и поскольку, перед тем как уйти.. Впустите меня, и я расскажу, что было потом»,

Я женщина одинокая...

Голос Аттилио: «Почему я и хочу войти»,

А я поэтому хочу знать, что вам угодно.

Голос Аттилио- «В таком случае я скажу. Если вы не против, я готов дать вам десять тысяч лир, которые пожалел для вас мой знакомый».

Коли это правда.»

Голос Аттилио: «Где тут у вас вход?»

Восемь ступенек вниз. Как войдете в подъезд, первая дверь налево. Звонить не надо. (Закрывает балкон, подходит к входной двери, отпирает замок и ждет.)

Через некоторое время дверь открывается; Рита отступает в сторону, чтобы мужчина мог открыть ее до конца и войти, Аттилио входит, на мгновение останавливается на пороге, чтобы оглядеть помещение. Ему лет шестьдесят — шестьдесят пять, он хорошо сохранился, бодр, у него приятная внешность. На нем не только новая шляпа, но и новый, с иголочки светло-серый костюм из дорогого тонкого материала, прекрасно сшитый. Из старомодных вещей мы видим у него только золотую цепочку с часами, прикреп¬ленную к жилету,— должно быть, он носит ее в память о ком-то из своих близких. Он учтив, но когда, прищурившись, смотрит людям в лицо, оценивая их, его взгляд становит¬ся настороженным и недоверчивым. Входя, он снимает шляпу,

Аттилио. Это я... Можно? +

Рита. Конечно. (Запирает дверь.)

Аттилио (он стоит уже посреди комнаты, снимая пиджак), Где у вас кровать?

Рита (застигнутая врасплох, робко показывает на нишу под лестницей). Там...

Аттилио (понимающе). За занавеской... Ясно. Чудесный аль¬ков. (Развязывает галстук.) Раздевайся.

Рита. Но...

Аттилио. Ты не хочешь раздеться?

Рита. Я думала для начала получше закрыть балкон...

Аттилио. Кто нас увидит там, внизу? Пусть будет открыт, а то здесь и так дышать нечем. (Вешает еалстук на спинку стула, где уже висит его пиджак.}

Рита. Мне казалось...

Аттилио (расстегивая жилет). Сейчас ты получишь свои де¬сять тысяч лир, чтобы вам больше не возвращаться к это¬му вопросу. (Складывает жилет и кладет его на стул, выни¬мает аз бумажника десятитысячную купюру и, спрятав бу¬мажник, показывает ее женщине.) Если ты будешь мила со мной, я тебе потом кое-что прибавлю. Держи1

Рита, протягивает руку.

Нет, погоди: сначала сними халат.

Халат соскальзывает водль тела Риты, Аттилио прищури¬вает глаза и несколько секунд восхищенно разглядывает прекрасную фигуру женщины; затем решительным движе¬нием протягивает ей деньги; при этвм глвял |/ нег& блес¬тят,

Держи, малышка: ты стоишь этих денег.

Рита берет деньги и не успевает остановить Аттилио, который внезапным движением отдергивает занавеску. Увидев Родольфо, он на мгновение теряется-, но тут же берет себя в руки.

(Глядя на кровать, явно раздосадованный.) Это еще что за история? (Рите.) Разбуди его и прогони.

Рита (глядя на Аттилио грустными глазами). Прогнать?

Аттилио. Ну хотя бы разбуди: пусть подождет за дверью.

Рита (по-прежнему глядя на Аттилио глазами, полными скор¬би). Разбудить?

Аттилио. А что, он так крепко спит, что его не добудиться?

Рита (со слезами в голосе). Теперь уже никому его не разбу¬дить.

Аттилио. А кто он такой?

Рита (падает на колени и разражается привычными рыдания¬ми). Мерзавка! Гнусная тварь! Паскуда! Но еще омерзитель¬нее меня судьба, еще гнуснее рок... жизнь... Я больше не могу!

Аттилио. Что случилось?

(показывая на кровать). И вы еще спрашиваете, что слу¬чилось? Это мой муж... Он умер сегодня ночью, в одно¬часье...

Аттилио (в ужасе). О господи! (Непроизвольно пятится.)

Рита. И деньги мне нужны, чтобы его похоронить и расплатить¬ся с долгами, которые он оставил... Я одна на свете, одна-одинешенька, как луна... (Плачет.) Аттилио (трясущимися руками хватает пиджак и жилет). Ты просто рехнулась от боли, дочь моя. Рядом с покойником? На той же кровати! У меня подкашиваются ноги. Будьте здоровы, дочь моя, дай вам бог... (Быстро семенит » вход¬ной двери.)

Родольфо берег Ритину руку, покрывает ее восторженными поцелуями.

(Инстинктивно подносит руку к шее » обнаруживав, что на нем нет галстука; поворачивается к стулу и при атом за¬мечает порыв Родольфо. Он потрясен, однако молчит и че¬рез несколько секунд, в течение которых оставался яепв'-движным, подбирает с пола укавший галстук, украдкой смотрит на жену и мужа, застывших в прежних пазах и убежденных^ чт& старик ничего не заметил. Медленно на¬правляется к двери. Ва пороге останавливается, оборачива¬ется и, прищурившись, смотрит на Риту.) Если хорошенько подумать, ты, пожалуй, права. Что тут плохого? Он все рав¬на не видит и не слышит. Хуже было бы, если бы он при¬творился мертвым... Но такое случается не часто. (Как ни в чем не бывало возвращается назад и с подчеркнутой ак¬куратностью пристраивает на стуле пиджак, жилет, галстук.)

Рита (не на шутку встревожена). Вы бы хотели...

Аттилио. Не хотел бы, а хочу. Десять тысяч я тебе уже дал... Поэтому чем быстрее мы управимся, те» скорее я уйду.

Р и т а. Рядом с покойником?

Аттилио. Мне все равно. Я согласен. Я ведь тебе сказал, что согласен.

На площадку перед балконом входят на цыпочках А г о -с т ино и Б е т т и на. Остановившись, они ждут, что бу' дет дальше. Аттилио их не видит.

Рита (решительно), А теперь я не согласна.

Аттилио. В самом деле?

Аеостино и Беттина переглядываются,

Рита. В самом деле. Вот ваши десять тысяч лир. (Кладет деньги на стол.) Можете взять их и оставить меня в покое.

Аттилио. Понимаю, в первую минуту ты решила, что у тебя хватит сил, а теперь, ближе к делу, боишься, что это будет кощунством. Ты считаешь, что десять тысяч лир можно вы¬манить и у кого-нибудь другого, кто испугается покойника и сбежит. Но я не из пугливых и, чтобы тебя не так мучила совесть, к этим десяти тысячам лир я прибавлю еще де¬сять. (Кладет вторую десятитысячную кредитку поверх пер¬вой.)

Рита. Нет-нет... Нет!

Аттилио (серьезно, убежденно). Послушай, малышка, мне не пятнадцать лет. Прежде чем постучаться, я все как следует взвесил; и если я здесь, то для этого имеются серьезные основания. Здоровье есть здоровье.

Рита. При чем тут здоровье?

Аттилио. Ты слишком молода и многого не понимаешь. К тому же это мои личные обстоятельства, которые никого не ка¬саются. (Решительно.) Слушай, я кладу сверху еще три бумажки по десять тысяч: ты получаешь пятьдесят тысяч лир, и мы переходим от слов к делу. (Отсчитывает и кладет на стол еще три десятитысячные кредитки.)

Рита (смотрит на деньги, борясь с искушением). Я, право, не знаю... (Показывает на кровать.) Если бы не он...

Аттилио. Он отошел в лучший мир.

Рита. Но, может быть, теперь, после смерти, все в этом доме го¬ворит о его присутствии, как никогда раньше.

Аттилио (с иронией), В его присутствии никто не сомневается.

Рита (напуская мистического туману}, Вы тоже верите в бес¬смертие души?

Аттилио (в тон ей). Разумеется...

Рита. Тогда дайте мне посоветоваться с ним: если он ничего не решит, я решу сама.

Аттилио. Правильно, правильно, посоветуйтесь с ним. Он ведь теперь пребывает в царстве истины, так что ему и карты в руки.

Рита. Только вы отойдите... оставьте меня с ним наедине: я не могу молиться при вас.

Аттилио. Пожалуйста, ради бога, договаривайтесь на здоро¬вье. (Отходит и поворачивается к ней и Родолъфо спиной.)

Рита (опускается на колени перед мужем, сложив молитвенно руки). Святая душа, что мне делать? Ты все знаешь и все видишь, я уверена... Ты знаешь также, отчего ты умер и в каком положении меня оставил... (Повышая голос.) Это зна¬ешь не ты один, но и все святые — в том числе и Санто Агостино!

Агостино не терпится прибавить к уже имеющейся сумме еще пятьдесят тысяч лир; смотрит на Беттину, которая ло¬мает себе руки, уповая, как и он, на то, что деньги оста¬нутся в доме.

Знак, подай мне знак, твоя воля для меня закон! Помоги мне! Я жду одну минуту, и если за это время я ничего не услышу, значит, ты против. Удар далекого колокола, шуршанье ветра в комнате, какой-нибудь необычный шум... и я пойму, что ты разрешаешь мне принести себя в жертву... Аттилио (после продолжительной — около двадцати секунд — паузы). Скажи ему, что пятьдесят тысяч могут превратить¬ся в сто!

Эта цифра настолько поражает Агостино, что он решается дважды хлопнуть балконной дверью, произведя тем самым необычный шум, о котором Рита просила мужа; тут же он скрывается вместе с Беттиной во второй комнате,

Аттилио (овладев собой меле тою, кем неожиданный шум заставил его вздрогнуть; обращается к Рите; скептически). Он разрешил. Не будем терять времени.

Родольфо (скривив рот, сквозь зубы, Рите). Выстави его,, не то я за себя не ручаюсь.

Рита (поднимаясь с колен, подходит к Аттилио. На этот рва ее голос звучит ласково, умоляюще, «подлинна»). Сжальтесь надо мной, перестаньте меня мучить... По всему видно, вы человек порядочный. Смотрите, я плачу, по-настоящему пла¬чу. (Действительно, две крупные слезы скатываются по ее щекам.) Будьте великодушны, пожалейте меня... Я прошу у вас прощения; возьмите ваши деньги и уходите. (Плачет навзрыд^ не стесняясь своцх слез; руки бессильно повисли вдоль неподвижного туловища,— так плачут дети.}

Родольфо садится на кровати и воинственно сжимает кула' ки, намереваясь вмешаться в этот бессмысленный диалог, как того требуют права и обязанности мужа, понявшего, что пора наконец взять под защиту собственную жену и соб-ственную честь. Некоторое время он остается в этом поло¬жении, сверля Аттилио взглядом. Старик не проявляет ни малейших признаков удивления или страха и в свою оче¬редь смотрит на него, прищурившись и скрестив руки на груди,

Родольфо (в конце концов решается высказаться}. Извините, но ваша настойчивость кажется мне неуместной. Чего вы добиваетесь? Эта бедная женщина искренне огорчена, она плачет. Она просила у вас прощения. Я тоже прошу изви¬нить меня. Чего вы еще хотите?

А т т и л и о Но, милостивый, государь.

На площадке перед балконом вновь появляются А гост и-но и В е т т и на.

Я не знаю, кто вы и как вас величать...

Родольфо. Я муж этой женщины. Мое имя не имеет значе¬ния.

Аттилио. И муж заставляет собственную жену заниматься ТА¬КОГО рода ремеслом, а сам изображает покойника и воскре¬сает, когда ему заблагорассудится?

Родольфо. Совершенно верно. И тут я мог бы согласиться с вами. Но почему вы не хотите понять: жизнь иной раз бы¬вает настолько невыносима, что человеку остается одно из двух — притвориться мертвым или умереть.

Аттилио. Нашли кому рассказывать сказки! Как бы тан ни было, нельзя доходить до такой дикости, тем более что это карается законом.

Агостино (отыскал наконец цилиндр, водрузил его на голову и решительно подходит к перилам). Нет, можно!

Аттилио (удивленно). Кто там еще?

Беттина (пытается остановить Агостино, направляющегося к лестнице). Подожди.»

Агостино. Не мешай мне, Бетти. (Вырывается и» ее рук и бы¬стро спускается по лестнице. Он в двух шагах от Аттилио.)

Веттина последовала за мужем и стоит сейчас у него за спи¬ной.

Можно!

Аттилио (к Родолъфо). Кто этот тип?

Агостино. Вы неграмотный, а?

А т т и л и о (обиженно). К вашему сведению, я окончил лицей и университет, причем — два факультета.

Разочарованный Агостино снимает цилиндр.

Беттина (к Аттилио). Милый человек, послушайте. В этом доме — замороженная квартплата. Мы въехали сюда еще до войны. Хозяин дома мог выселить нас только за неуплату.

Родольфо. Этим все и кончилось. Он подал в суд, н судья решил дело в его пользу.

Рита. Нам дали десятидневный срок: или мы погасим задолжен¬ность, или нас выбросят на улицу. Без права на апелляцию. И никаких отсрочек.

Беттина. Мы задолжали триста -шсяч лир„. Понимаете...

Рита (достала из ящика комода лист бумаги и показывает его Аттилио). Вот уведомление.

Б е т т и н а. Мы всегда платили вовремя, но при том, что все до¬рожало...

Агостино (неожиданно разволновавшись). Мне так стыдно смотреть этим ребятам в глаза... что я отхлестал бы себя по щекам собственными руками.

Родольфо. Что вы, дон Агостино? Вы-то здесь при чем? Мы ведь знаем, что небольшие деньги, которые мы вам давали каждый месяц, уходили на то, чтобы изо дня в день топить печку и чтобы у нас была тарелка макарон.

Б е т т и н а. Нам не удавалось сводить концы с концами, и в прошлом году мы сдали эту комнату им двоим.

Родольфо. Я приехал в Неаполь на курсы официантов, чтобы подучиться еще немного и, попытав счастья на конкурсе, попробовать устроиться в вагон-ресторан. Конкурс уже был: меня признали одним из лучших, но места все нет и нет.

Рита (ласково гладя Родольфо по голове). А пока что он должен браться за любую временную работу, чтобы не протянуть ноги.

Родольфо. По выходным дням меня берут дополнительным официантом, я подменяю больных, иногда обслуживаю свадьбы... летом мою посуду в ресторане... Когда говорят о дикости и о законе, не зная причин...

Агостино. А что тут, собственно, знать?! Я тридцать семь лет проработал сторожем в театре «Аполлон». Пусть это был на¬родный театр, но все равно театр... И разве его не снесли в один прекрасный день, чтобы построить на его месте гости¬ницу? Я получил свою жалкую толику денег и оказался на улице. Чем я разжился за тридцать семь лет работы? Ба¬рабанным револьвером, с которым я дежурил по ночам и который год назад продал на пьяцца Франчезе, да цилинд¬ром, который оставил какой-то иллюзионист у себя в убор¬ной. Учтите при этом две войны, инфляцию и подорожание жизни... не говоря о властях, которые не отвечают на пись¬ма и заявления... Вы настоящий синьор, сразу видно, что вы не знакомы с нуждой и что господь был милостив к вам I благословил ваш дом... Будь я на вашем месте, я бы, услышав такую невеселую историю, сказал: «Неужели я желаю зла этим и без того несчастным людям? Будем считать, что я переплатил на какой-то покупке, тем более что сто тысяч лир меня не разорят и не сделают богаче. Деньги, которые лежат на столе,— ваши. Счастливо оставаться, я пошел».

А т т и л и о. Именно так я и хотел бы поступить, но, увы, не могу. Мое положение будет поотчаяннее вашего. Вот уже двадцать месяцев, как я овдовел. За тридцать лет, что мы прожили с женой, царствие ей небесное, она родила на свет семерых детей, да продлит господь их дни, и сделала двена-дцать абортов, а от этого здоровее не станешь, и вот она умерла под ножом хирурга на пятом месяце беременности от преждевременных родов.

Б е т т и н а. Бедная женщина!

А т т и л и о. После года строгого траура я носил траур еще шесть месяцев, соблюдая все правила, отказывая себе решительно во всем, воздерживаясь от того, от чего обязан воздержи¬ваться мужчина, потерявший жену. Только два месяца на¬зад я позвал портного и обновил гардероб, поскольку я имел уже право снять траур и ни в чем себе больше не отказы¬вать. И вы хотите, чтобы я оставил деньги и ушел? Что такое сто тысяч лир по сравнению с моей жизнью? Да будет вам известно, что у меня есть врач, который каждый день проверяет мое здоровье и от которого я постоянно слышу, что отправлюсь на тот свет, если не вернусь к нор¬мальному образу жизни. У меня никогда не было женщин, кроме моей жены, и смею вас заверить, что после покой¬ницы это (показывая на Риту) единственная женщина, ко¬торая мне по-настоящему нравится и которую я хочу.

Родольфо ^зрываясъ). Слушайте, вы, к чему вы клоните?!

А т т и л и о. Вы знаете, к чему я клоню. И ваша жена знает, она поймала меня на удочку с балкона, а передо мной сговари¬валась о цене с другим господином.

Родольфо. Мы же признались вам, что это был трюк, уловка.

Б е т т и н а. Мы вам все объяснили.

А т х и л и о. Но ведь она разделась! А вам лучше знать, что пред¬ставляет собой ваша жена в раздетом виде. Неужели из-за ваших идиотских трюков я должен заработать кровоизлия¬ние в мозг? У меня семь сыновей, столько же невесток в двенадцать внуков! Когда вся семья собирается вместе, для каждой из этих двадцати шести душ видеть меня праздник. Моя жизнь в ваших руках: не губите меня. К ста тысячам лир я прибавлю еще двести тысяч, и вы остаетесь в этой квартире, а я — на этом свете, к радости моей родни.

Агостино. Триста тысяч лир... (Вопросительно смотрит на Беттину.)

Беттина (недоверчиво). Триста тысяч... (Потрясенная, смот¬рит на Агостино.)

А т т и л и о. Сто тысяч наличными и чек на двести тысяч. Чтобы не было никаких сомнений, я его подписываю и кладу на стол, а кто-нибудь из вас идет в банк и получает по нему деньги: чек на предъявителя. (Вынимает из бумажника чек, подписывает и кладет поверх лежащих на столе денег.)

Воцаряется растерянное молчание. Агостино и Беттина смот¬рят как завороженные на стол. Рита, кусая в кровь тыль¬ную сторону ладони левой руки, устремляет взгляд на му¬жа, пытаясь предугадать его реакцию.

Родольфо (правильно оценив значение »того молчания, в осо¬бенности молчания Агостино и Беттины, ледяным тоном, скривив губы, обращается к ним). Ну? Дон Агостино... Дон¬на Беттина... Что вы на это скажете?

Агостино (не сводя глаз с денег). А что мы можем сказать?..

Беттина (отряхивая легкими движениями платье — сначала на груди, потом рукав). Это дело тонкое... Тут, конечно... не нам, а вам.»

Родольфо (подпрыгивает как ужаленный и в истерике начи¬нает метаться по комнате). О-о-о! Да вы что, рехнулись? Ка¬кого решения вы от меня дожидаетесь? Что я должен сде¬лать? Ваять собственную жену и уложить в постель с этомноя

типом? Гады! Сволочи! Будьте вы прокляты! И дин Агостн* во хорош: молчит! Донна Беттнна — молчит! Еще бы! Ведь дон Агостино убежден, что пятнадцать ничтожная цифра, а донна Беттина отлично знает, что можно начать с одного и спокойно дойти до восьмидесяти с лишним... Все только и ждут, чтобы этот осел наставил мне рога. Кто, по-вашему, должен вышвырнуть его за дверь? Если его не выставите вы, это сделаю я, но для начала я проломлю ему череп!

Со стороны балкона в комнату заглядывают несколько жителей переулка и человека два прохожих; пред' варителъно кто-то из них толкнул балконные двери, и они приоткрылись.

Женщина. Донна Бетти, что случилось?

Мужчина. Дон Агостй?..

Беттина. Ничего-ничего... Ровным счетом ничего. Агостй, за¬крой балкон.

Родольфо. Как бы не так! Наоборот, откройте настежь. И вход¬ную дверь тоже. Пусть все знают, что происходит в этом доме. (Подбегает к входной двери и распахивает ее,) Так будет лучше: вход свободный! Подобные вещи не решаются при закрытых дверях. Этак недолго опорочить порядочную женщину и возвести напраслину на мужа: кто-то чего-то недослышит, а ты доказывай потом, что ты не верблюд. (Под -пяв голову к балкону) Подходите ближе, не стесняйтесь! Полюбуйтесь на этого старого сумасшедшего, который хочет переспать с моей женой.

Аттилио. К вашему сведению, я вошел сюда не через балкон; к тому же меня пригласила в дом ваша жена, заранее об¬говорив со мной цену за вход. Вам угодно посвятить всех в ваши личные дела? Тем хуже для вас, мне же от этого ни холодно ни жарко.

Несколько человек — соседей по дому — собралось н& площадке перед входной дверью; одновременно прибави¬лось народу перед балконом.

Аттилио. Из того, что вы говорили, вы правы в одном. Вы сказали: «Полюбуйтесь на этого старого сумасшедшего». Так оно и есть: я сошел с ума. Я сумасшедший! Я сошел с ума!

Толпа перед балконом и перед входной дверью. Развязно смеются и выкрикивают: «Старый сумасшедший!..», «Старый сумасшедший!»

Товар полюбится — ум расступится. Только что я предлагал триста тысяч лир; если этого мало, я готов предложить пол¬миллиона.

Смех перед балконом и в дверях смолкает. Небольшая толпа голодранцев ошеломлена суммой, столь несоразмерной с тем, за что она предназначается в уплату. Молчание длит¬ся недолго; неожиданным свидетелям пришлись по вкусу дерзость старика и решительный тон, каким он бросал свой вызов, и в воцарившейся тишине проносится ропот, пере-ходящий из уст в уста, от двери к балкону: «Полмиллио¬на... полмиллиона... полмиллиона...» Этот ропот, звучащий все громче, зажигает воображение возбужденной толпы и склоняет ее на сторону того, кто отныне выглядит в ее гла¬зах подлинным героем этой щекотливой истории. Неожи¬данно люди начинают аплодировать Аттилио. Аплодисмен¬ты обрываются так же неожиданно, как начались; снова то¬мительная тишина: все смотрят на Родольфо. После непро¬должительной паузы кто-то из людей, столпившихся перед балконом, кричит хриплым голосом: «Пусть сначала запла¬тит!» Затем другой голос, более звонкий и молодой: «День¬ги на бочку!» Потом голоса сливаются с голосами людей, стоящих в дверях; смысл выкриков примерно один и тот же. Наконец эту многоголосицу заглушает женский голос! «Что сказано, то сказано. Уговор дороже денег»»

Аттилио. Меня зовут Аттилио Самуэли, и я человек чести. Вот еще один чек на двести тысяч лир: я его подписываю и кла¬ду на стол, где лежат остальные триста тысяч.

В то время как он подписывает второй чек и кладет его поверх первого, толпа приветствует своего героя новым взры¬вом аплодисментов.

Слово за вами, я жду. (Снимает пиджак и жилет и, швыр¬нув их на стул, направляется под лестницу и наполовину задергивает занавеску, исчезая из поля зрения. Слышно, как он с размаху плюхается на кровать.)

Новый взрыв аплодисментов и крики толпы.

Родольфо (когда толпа затихла, замечает нездоровое любопытство, с которым все ждут его решения; окончательно сломленный, раздавленный жестокой действительностью, бледный, как истинный покойник, еле слышно). Он побе¬дил. Кретин, неужели ты надеялся взять верх? Победить должен был он — под духовой оркестр и фейерверк... И ког¬да он одержит полную победу, на этом доме прибьют мемо¬риальную доску, и этот день станет памятной датой, которая будет торжественно отмечаться каждый год: соответствую¬щие речи, лавровый венок и все такое. Первым выступит дон Агостино в цилиндре. Увидев его в цилиндре и с листоч¬ками бумаги в руке... поскольку свою речь вы попроси!о написать... в подобных случаях нужно говорить по бумажке, чтобы все было складно... увидев его, жители переулка, за¬гипнотизированные цилиндром, захлопают в ладоши громче, чем хлопали этому старому сумасшедшему. Да вы наденьте его прямо сейчас. (Берет цилиндр и нахлобучивает его на голову Агостино, который остается неподвижным.) Возьмите мою жену за руку и отведите к этому благодетелю. (Взяв левую руку Риты, вкладывает ее в правую руку Агостино.) А я тем временем покурю. (Садится в стороне.)

Рита отходит от Агостино и останавливается рядом с Родольфо.

Агостино (приоткрыв занавеску и бросив взгляд на кровать, встревоженно). Бетти, старик не шевелится. И даже не ды¬шит... Хорошенькое дело, скажу я тебе!

Родольфо. Что там еще?

Беттина. Он говорит, что старик не шевелятся.

Агостино (все более обеспокоенный, полностью открывает за¬навеску и показывает подошедшим Беттине, Родольфо и Ри¬те неподвижное тело Аттилио, распластанное на постели.) Не шевелится... (Слегка постукивает рукой по спинке кро¬вати.) Господин хороший?.. Синьор?.. (Остальным ) Не слы¬шит.

Беттина. А вдруг он помер?

Агостино. Все может быть.

Кто-то из стоящих в дверях. Что случилось?

Агостино. Старик не шевелится.

Новость передается из уст в уста — от двери к балкону. В толпе: «Старик помер..,», «Помер старик...»

Агостино. Надо что-то делать, а то вон как все оборачивается. Беттина (тихо, толпе). Тсс! Не шумите!

Все замолкают.

Агостино (сильнее стуча рукой по спинке кровати). Господин хороший?.. Синьор?..

Аттилио бормочет что-то невнятное, зевает, поворачивается на бок, устраивается поудобнее и начинает храпеть.

Да он эаснул1„ Беттина (людям в дверях). Он снит...

В толпе подхватывают новость: «Он заснул,..», «Он дрых¬нет.^» Агостино, которого явно осенила какая-то идея, де¬лает знаки Родольфо, Рите и Беттине, приглашая их по-смотреть, что он придумал, затем, выйдя на середину ком¬наты, обращается с тем же немым призывом к толпе в дверях и перед балконом. Заинтриговав всех до единого, взби¬рается на стул и переводит стенные часы на два часа впе¬ред. То же самое он проделывает с часами Аттилио, вынув их из кармана жилета. Провожаемый десятками любопыт¬ных глаз, он входит под лестницу, задувает свечу и ножом ее на две неравные части; меньшую часть, раз¬мером с окурок, он вставляет в подсвечник и, зажигая, по-мещает на прежнее место. После этого берет Риту за руку и подводит к постели, развязывает пояс ее халата и жестом приглашает ее действовать. Затем вместе с Беттиной и Ро-долъфо, молитвенно сложив руки и призывая людей, толпя¬щихся в дверях и перед балконом, спрятаться и не шуметь, поднимается по лестнице. Входная дверь закрывается, но толпа не расходится все ждут> прислушиваясь, что будет дальше. Агостино, Беттина и Родольфо отходят в елубьпло-щадки над лестницей. В это время перед балконом возни¬кает фигура Микеле.

Ми к е л е. Я принес картошку!

Все испуганно шикают на него, но уже поздно' Аттилио просыпается. Рита боится пошевельнуться, все остальные тоже... Аттилио потягивается, зевает, озирается. Увидев Ри¬ту, он, все еще сонный, улыбается ей.

|АТтилио (берет ее за руку и говорит с ней интимным тонам). Ты уже встала? Я долго спал? (Усаживает Риту на кровать, поворачивает ее голову к себе, чтобы видеть глаза.) Ты бы¬ла неподражаема. Уф! Однако я сразу тебя оценил.

Рите непонятно, о чем он говорит, но она улыбается, обод¬ренная дружеским тоном Аттилио, который вдруг начинает хохотать.

Ха-ха-ха! Ты все еще не можешь забыть шрам у меня на затылке! Это память об операции, я был тогда молодой... Мне вырезали карбункул... Я заметил, как ты брезгливо отдернула руку... Мне очень жаль! И моя покойная жена первые несколько ночей... А потом ничего, привыкла...

1*ита (сообразив, что Аттилио принимает за действительность увиденный им сон, с облегчением вздыхает). Вот-вот...

А т т и л и о. Сделай мне одолжение.

Рита. С удовольствием.

Аттилио. Я бы не отказался от стакана воды. Очень хочется пить! Горло пересохло... Так было всегда, знаешь? Всегда...

Рита. Сию минуточку. (Снимает с висящей рядом, полки бутыл¬ку и стакан, в который наливает воду.)

А т т и л и о (глядя на нее восторженно и не без гордости). Если бы ты знала, малышка, что ты за женщина! Ты и впрямь напоминаешь мне жену, царство ей небесное.

Рита (протягивая ему стакан). Прошу.

А т т и л и о (выпив). Ох! Ну и жажда!

Рита. Хочешь марсалы с яйцом? Можно послать в лавку дона Агостино.

АТТЙЛИО. Да нет, зачем же? Я чувствую себя свежим, как ро¬за... (Встает.) Но все-таки сколько я спал?

Рита, Минут десять, может, пятнадцать...

Аттилио (смотрит на часы, висящие на стене). И который же теперь час? Ого! Половина четвертого! Я должен бежать.

Рита. Отдохнул бы немного.

Аттилио. А к чему мне отдыхать, когда я нисколько не ус¬тал?.. Говорю тебе, что я свеж, как роза. (Надевает жилет и пиджак.) Значит, доктор правильно считает, что я должен вернуться к прежнему образу жизни. (Надевает шляпу, под¬ходит и протягивает ей визитную карточку.) Это мой адрес и телефон. Звони в любое время, я живу один... Ты ведь по¬нимаешь, что сюда я ходить не могу.

Рита. Да, ты прав. (Прячет визитную карточку в лифчик.)

Аттилио. Поцелуй меня на прощание.

Рита целует его, запрокинув лицо. Аттилио прижимает ее голову к груди.

Так ты позвонишь?

Рита. Позвоню...

Аттилио (идет к двери останавливается перед ней, оборачива¬ется и посылает Рите воздушный поцелуй. Та отвечает ему), Всего хорошего, малышка! (Выходит, закрывает за собой дверь, за которой его шумно приветствует толпа.) Как, вы все еще здесь?

Значительная часть толпы, аплодируя, устремляется вслед за ним; оставшиеся наблюдают за Ритой, Родольфо, Агостино и Беттиной. Беттина спускается по лестнице, держа в руках сковороду, принесенную Микеле; вместе с другими достает тарелки и вилки, и вся четверка дружно усаживает¬ся за стол.

Беттина (властно, подняв голову к балкону). Микё!

Микеле (с услужливой готовностью перемахивает через перила балкона и сбегает по лестнице, чтобы получить распоря¬жения). Приказывайте!

Беттина (протягивает ему десять тысяч лир). Сходишь в трат¬торию и возьмешь четыре бифштекса с гарниром и фьяску кьянти «Руффино».

Микеле. Будет сделано. (Берет деньги и убегает.}

Агостино. Прихвати по дороге пару сигар.

Голос Микеле за сценой: «Ла&но!»

Беттина (деля содержимое сковороды на четыре порции и передавая тарелку мужу, Рите и Родолъфо, весело обраща¬ется к толпе). Ну как, довольны?

В толпе: «Приятного аппетита!» Расходятся.

Рита (отрываясь от еды, после того как толпа разошлась). Вы довольны, дон Агостино? Триста тысяч получает хозяин до¬ма, остаются двести семьдесят шесть тысяч лир. Вы когда-нибудь видели такие деньги? Я куплю себе несколько плать¬ев, две-три пары туфель... (К Родольфо.) Мы даже махнем на недельку во Флоренцию.

Агостино. Вы можете рассчитывать на семьдесят шесть тысяч сто лир.

Родольфо. Вы ошибаетесь, дон Агостино: на двести семьдесят шесть тысяч сто.

Агостино (уклончиво). Сначала надо поесть, а потом уже за¬ниматься арифметикой.

Рита. Это почему же — потом? Давайте сразу.

Б е т т и н а. Дон Агостижо хочет сказать, что за эти дни ты зара¬ботала семьдесят шесть тысяч лир. Их у тебя никто не от¬бирает.

Рита. Что вы говорите, донна Беттина? С первого дня, как мы у вас поселились, мы аккуратно платили за комнату. И если всех нас выселяют, то в этом виноват дон Агостино и никто другой.

Беттина. Не забывайте, что каждое утро приходится топить печку.

Агостино. Мы все были в одинаковом положении.

Рита. Чтобы я дважды платила за комнату?

Агостино, Ничего подобного. Деньга лежат там... Мы отдаем то, что с нас причитается, и продолжаем жить, как жили до сих пор. Если мы начнем покупать тряпки в туфельки...

Родольфо. Дон Агостино, Рита хотела сказать...

Рита (с иронией). Какая разница? Можно ходить и в рваных туфлях и в старых платьях...

Агостино. Ваше право мечтать о недостижимом,— вы ведь молодая, красивая, и, как говорится, ваши претензии нетрудно понять... Но вы не можете рассчитывать на все деньги, которые лежат там. Если бы я не перевел часы и не разрезал свечу...

Рита. Неужели вы думаете, что старик оставил полмиллиона благодаря тому, что вы разрезали свечу? Да он бы поднял цену до миллиона, а если бы я захотела, то и до двух мил¬лионов лир.

Агостино. Ну и что? Что? Таким, как он, место в сумасшедшем доме.

Рита. На свете пруд прудя сумасшедшими. Если такая женщи¬на, как я, объявит через газету: «Ищу сумасшедших стари¬ков миллионеров», от них отбоя не будет.

Беттина. Отложим этот разговор: сначала надо поесть.

Рита (вставая), Я уже сыта.

Родольфо. Рита-Рита. Молчи. Ты мне осточертел не меньше других.

Родольфо. Ягодка моя...

Рита. Заладил как попугай: «Ягодка, ягодка!..» (Надевает паль" то и туфли.) Старик уложил вас всех на лопатки...

Родольфо. Рита, ты шутишь?

Рита. Молчи, я сказала! Старик заплатил за то, что ему не до¬сталось, не потому, что кто-то разрезал свечу, а потому, что он заснул, иначе бы...

Родольфо. Иначе бы что?

Рита. Ничего! Иначе бы ты сидел там и курил сигарету. Пол¬миллиона все равно были бы наши, и мы бы считались: «Это твое, а это мое» — точно так же, как считались минуту назад. Вот и считайтесь на здоровье... Донна Беттина, теперь ваша очередь плескаться перед балконом... Посмотрим, сколько миллионов вы заработаете. (Идет к двери.)

Родольфо. Рита...

Рита (отодвигает его с дороги). Ты останешься с этой паршивой парочкой, чтобы изображать покойника. Так будет лучше для тебя.

Агостино (надев цилиндр и встав перед дверью). Остановись, Рита!

Рита (отстранив его, открывает дверь}. Я вас не боюсь, дон Агостино. Пусть я неграмотная, но я поняла, у кого настоя¬щий цилиндр: у старого сумасшедшего. (Выходит, подни¬мается по лестнице и идет направо по переулку.)

Родольфо. Дон Агостино... Донна Беттина... Она уходит,..

Агостино. Беги догони ее! (Помогает ему надеть фрак официанта.)

Беттина (спешит к балкону). Рита, Рита!

Родольфо (взбегает по лестнице, выходит на балкон и заме¬чает, что на нем нет туфель). Туфли!

Беттина (к Агостино, оставшемуся внизу). Туфли!

Агостино (хватает первую попавшуюся туфлю и бросает ее наверх). Держи!

Родольфо (глядя в ту сторону, куда ушла Рита). Рита! Рита!

Занавес